Неточные совпадения
Кроме хозяйства, требовавшего особенного внимания весною, кроме чтения, Левин начал этою зимой еще сочинение о хозяйстве, план которого состоял в
том, чтобы характер рабочего в хозяйстве был принимаем зa
абсолютное данное, как климат и почва, и чтобы, следовательно, все положения науки о хозяйстве выводились не из одних данных почвы и климата, но из данных почвы, климата и известного неизменного характера рабочего.
Она по-прежнему якшается с студентами, особенно с молодыми русскими физиками и химиками, которыми наполнен Гейдельберг и которые, удивляя на первых порах наивных немецких профессоров своим трезвым взглядом на вещи, впоследствии удивляют
тех же самых профессоров своим совершенным бездействием и
абсолютною ленью.
По-иному, но
та же русская черта сказалась и у наших революционеров-максималистов, требующих
абсолютного во всякой относительной общественности и не способных создать свободной общественности.
Вместе с
тем это есть и порабощение всей относительной исторической жизни извне навязанными
абсолютными и отвлеченными началами.
Вместе с
тем признавалось
абсолютное значение естественного права, которое происходит от Бога.
Русские постоянно находятся в рабстве в среднем и в относительном и оправдывают это
тем, что в окончательном и
абсолютном они свободны.
Мы не должны относительному воздавать
то, что надлежит воздавать лишь
абсолютному, т. е. мы должны кесарево воздавать кесарю, а Божье — Богу.
Духовно возрожденный человек и народ по-иному будут делать политику, чем
те, что провозглашают внешние
абсолютные принципы и отвлеченные начала.
Необходимо еще прибавить, что если национализм есть отрицательное явление,
то расизм есть
абсолютная ложь.
Так как царство Божие есть царство
абсолютного и конечного,
то русские легко отдают все относительное и среднее во власть царства дьявола.
Костя же, если не соглашался с нею,
то всегда почти шел апеллировать к Коле Красоткину, и уж как
тот решал, так оно и оставалось в виде
абсолютного приговора для всех сторон.
По моему мнению, только такое мировоззрение есть истинная основа абсолютизма «волею божиею», и до
тех пор, пока совсем еще неприкосновенно это воззрение, сильна
абсолютная власть.
Толстой требовал
абсолютного сходства средств с целями, в
то время как историческая жизнь основана на
абсолютном несходстве средств с целями.
Если Сын Божий есть Логос бытия, Смысл бытия, идея совершенного космоса,
то Дух есть
абсолютная реализация этого Логоса, этого Смысла, воплощение этой идеи не в личности, а в соборном единстве мира, есть обоженная до конца душа мира.
Мы стоим перед объективизмом, который свяжет нас с подлинным бытием, бытием
абсолютным, а не природной и социальной средой; мы идем к
тому реализму, который находит центр индивидуума, связующую нить жизни и утверждает личность как некое вечное бытие, а не мгновенные и распавшиеся переживания и настроения.
Вне сферы
абсолютного бытия никакое иное бытие, относительное и злое, не может быть осознано как в какой бы
то ни было мере ему равносильное и противопоставимое.
Дух этот боится
того завершения, конца, который дан в
абсолютном бытии.
Вот место в книге Лосского, которое изобличает онтологическую ее подкладку: «Наряду с этим миром конечных вещей мы если не знаем,
то все же чуем присутствие иного мира, мира
абсолютного, где существенная сторона утверждения сохраняется, а отрицания нет: там нет исключительности, внеположности, ограниченности конечного мира.
Логическая же и грамматическая противоположность между
абсолютным и относительным никакого реального соотношения за собою не скрывает.] не есть иное бытие и не есть часть
того же бытия, а есть небытие, в духе небытия зачалось и пребывает.
Когда люди не имеют
абсолютной, непоколебимой уверенности,
то легче и лучше говорить и писать о чем-то, а не что-то, — меньше ответственности.
Абсолютное бытие немыслимо без творения из него
того бытия, которое было бы им любимо и любило бы его, которое осуществляло бы его идею, его Логос.
Содержа в себе всю полноту бытия,
абсолютное не подчиняется законам противоречия и исключенного третьего не в
том смысле, чтобы оно отменяло их, а в
том смысле, что они не имеют никакого отношения к
абсолютному, подобно
тому как теоремы геометрии не отменяются этикой, но не имеют никакого применения к ней».
Соблазн манихейского дуализма, соблазн увидеть два равносильных начала бытия, двух богов, в
том и коренится, что
абсолютное и относительное рассматривают в одной плоскости, как соотносительные и конкурирующие силы.
Средние века не есть эпоха варварства и
тьмы; этот старый взгляд давно уже оставлен культурными историками, наоборот, это эпоха великого напряжения духа, великого томления по
абсолютному, неустанной работы мысли, это эпоха культурная и творческая, но не дневного творчества, а ночной культуры.
И представлял государю, что у аглицких мастеров совсем на всё другие правила жизни, науки и продовольствия, и каждый человек у них себе все
абсолютные обстоятельства перед собою имеет, и через
то в нем совсем другой смысл.
И дальше сам с собою: почему красиво? Почему танец красив? Ответ: потому что это несвободное движение, потому что весь глубокий смысл танца именно в
абсолютной, эстетической подчиненности, идеальной несвободе. И если верно, что наши предки отдавались танцу в самые вдохновенные моменты своей жизни (религиозные мистерии, военные парады),
то это значит только одно: инстинкт несвободы издревле органически присущ человеку, и мы в теперешней нашей жизни — только сознательно…
Искренно ли он убедился в
том, что в проклятиях ненавистника заключается истина, и какая именно,
абсолютная или истина данной минуты, — разгадать трудно, но, во всяком случае, он настолько ошеломлен, что вызвать его из этого ошеломления стоит и времени и усилий.
Он в особенности настаивал на девятом пункте обвинения; а так как этот пункт требовал
абсолютной свободы красноречия,
то, мало-помалу, обвинитель действительно освободил себя от всех уз, кроме мундира.
До учения Христа людям представлялось, что есть только один способ разрешения борьбы посредством противления злу насилием, и так и поступали, стараясь при этом каждый из борющихся убедить себя и других в
том, что
то, что каждый считает злом, и есть действительное,
абсолютное зло.
Поэт
того же мнения, что правда не годится, и даже разъяснял мне, почему правды в литературе говорить не следует; это будто бы потому, что «правда есть меч обоюдоострый» и ею подчас может пользоваться и правительство; честность, говорит, можно признавать только одну «
абсолютную», которую может иметь и вор, и фальшивый монетчик.
— Ну, все-таки это, верно, не
тот. Этот, например, как забрал себе в голову, что в Англии была королева Елисавета, а нынче королева Виктория, так и твердит, что «в Англии женщинам лучше, потому что там королевы царствуют». Сотрудники хотели его в этом разуверить, — не дается: «вы, говорит, меня подводите на смех». А «
абсолютная» честность есть.
Без сомнения, могильщики в «Гамлете» более кстати и ближе связаны с ходом действия, нежели, например, полусумасшедшая барыня в «Грозе»; но мы ведь не
то толкуем, что наш автор — Шекспир, а только
то, что его посторонние лица имеют резон своего появления и оказываются даже необходимыми для полноты пьесы, рассматриваемой как она есть, а не в смысле
абсолютного совершенства.
Беспредметное,
абсолютное, трансцендентальное, оно пи-' тает само себя, так, как питал и питает сам себя
тот распивочный и раскурочный либерализм, который можно на золотники получать из лавочек современных пенкоснимателей.
Наконец, еще третье предположение: быть может, в нас проснулось сознание
абсолютной несправедливости старых порядков, и вследствие
того потребность новых форм жизни явилась уже делом, необходимым для удовлетворения человеческой совести вообще? — но в таком случае, почему же это сознание не напоминает о себе и теперь с
тою же предполагаемою страстною настойчивостью, с какою оно напоминало о себе в первые минуты своего возникновения? почему оно улетучилось в глазах наших, и притом улетучилось, не подвергаясь никаким серьезным испытаниям?
Окончательный вывод из этих суждений о скульптуре и живописи: мы видим, что произведения
того и другого искусства по многим и существеннейшим элементам (по красоте очертаний, по
абсолютному совершенству исполнения, по выразительности и т. д.) неизмеримо ниже природы и жизни; но, кроме одного маловажного преимущества живописи, о котором сейчас говорили, решительно не видим, в чем произведения скульптуры или живописи стояли бы выше природы и действительной жизни.
[По гегелевской системе] чистое единство идеи и образа есть
то, что называется собственно прекрасным; но не всегда бывает равновесие между образом и идеею; иногда идея берет перевес над образом и, являясь нам в своей всеобщности, бесконечности, переносит нас в область
абсолютной идеи, в область бесконечного — это называется возвышенным (das Erhabene); иногда образ подавляет, искажает идею — это называется комическим (das Komische).
В действительности мы не встречаем ничего
абсолютного; потому не можем сказать по опыту, какое впечатление произвела бы на нас
абсолютная красота; но
то мы знаем, по крайней мере, из опыта, что similis simili gaudet, что поэтому нам, существам индивидуальным, не могущим перейти за границы нашей индивидуальности, очень нравится индивидуальность, очень нравится индивидуальная красота, не могущая перейти за границы своей индивидуальности.
Мы твердо убеждены, что ни один из художников, бравших ее моделью, не мог перенести в свое произведение всех ее форм в
том виде, в каком находил, потому что Виттория была отдельная красавица, а индивидуум не может быть
абсолютным; этим дело решается, более мы не хотим и говорить о вопросе, который предлагает Румор.
Из мысли о
том, что индивидуальность — существеннейший признак прекрасного, само собою вытекает положение, что мерило
абсолютного чуждо области прекрасного, — вывод, противоречащий основному воззрению этой системы на прекрасное.
4) Возвышенное действует на человека вовсе не
тем, что пробуждает идею
абсолютного; оно почти никогда не пробуждает ее.
Последняя глава).], что доказано ясно
тем, что современная философия есть
абсолютная философия, а наука всегда является тожественною эпохе — но как ее результат, т. е. по совершении в бытии.
Я тоже был у Домны Платоновны два или три раза в ее квартире у Знаменья и видел
ту каморочку, в которой укрывалась до своего акта отречения Леканида Петровна, видел
ту кондитерскую, в которой Домна Платоновна брала песочное пирожное, чтобы подкормить ее и утешить; видел, наконец, двух свежепривозных молодых «дамок», которые прибыли искать в Петербурге счастья и попали к Домне Платоновне «на Леканидкино место»; но никогда мне не удавалось выведать у Домны Платоновны, какими путями шла она и дошла до своего нынешнего положения и до своих оригинальных убеждений насчет собственной
абсолютной правоты и всеобщего стремления ко всякому обману.
При всем уважении к нашим первостепенным талантам мы не считаем удобным рассматривать их с такой точки, и потому, при разборе русских повестей, стихотворений и пр., мы всегда старались указывать не на «вечное и
абсолютное», навеки нерушимое художество их, а на
тот прямой смысл, который имеют они для нас, для нашего общества и времени.
Вместе с
тем и
абсолютному духу ничто при этом произведении не прибавляется, и он не нуждается в этом обнаружении даже для своего собственного восполнения.
С. 252).], между
тем как религия имеет дело с положительной бесконечностью, с трансцендентным и
абсолютным Богом, подающим нам вечную жизнь, упокояющим и спасающим от распаленного колеса «дурной бесконечности», этой бешеной, ненасытной «эволюции».
У Юма она имела субъективно-человеческое значение — «быть для человека», у Беркли получила истолкование как действие Божества в человеческом сознании; у Гегеля она была транспонирована уже на язык божественного бытия: мышление мышления — само
абсолютное, единое в бытии и сознании [К этим общим аргументам следует присоединить и
то еще соображение, что если религия есть низшая ступень философского сознания,
то она отменяется упраздняется за ненадобностью после высшего ее достижения, и только непоследовательность позволяет Гегелю удерживать религию, соответствующую «представлению», в самостоятельном ее значении, рядом с философией, соответствующей «понятию».
Рассуждая же в восходящем направлении (ανιόντες), скажем, что она не есть душа, или ум, не имеет ни фантазии, ни представления, ни слова, ни разумения; не высказывается и не мыслится; не есть число, или строй, или величина, или малость, или равенство, или неравенство, или сходство, или несходство; она не стоит и не движется, не покоится и не имеет силы, не есть сила или свет; не живет и не есть жизнь; не сущность, не вечность и не время; не может быть доступна мышлению; не ведение, не истина; не царство и не мудрость; не единое, не единство (ένότης), не божество, не благость, не дух, как мы понимаем; не отцовство, не сыновство, вообще ничто из ведомого нам или другим сущего, не есть что-либо из не сущего или сущего, и сущее не знает ее как такового (ουδέ τα οντά γινώσκει αυτόν ή αΰθή εστίν), и она не знает сущего как такового; и она не имеет слова (ουδέ λόγος αυτής εστίν), ни имени, ни знания; ни
тьма, ни свет; ни заблуждение, ни истина; вообще не есть ни утверждение (θέσις), ни отрицание (αφαίρεσις); делая относительно нее положительные и отрицательные высказывания (των μετ αύτη'ν θέσεις καί οίραιρε'σεις ποιούντες), мы не полагаем и не отрицаем ее самой; ибо совершенная единая причина выше всякого положения, и начало, превосходящее совершенно отрешенное от всего (
абсолютное) и для всего недоступное, остается превыше всякого отрицания» (καί υπέρ πασαν αφαίρεσιν ή υπεροχή των πάντων απλώς οίπολελυμένου και έιε' κείνα των όλων) (de mystica theologia, cap.
Вся неисходность противоположения единого и всего, заключенная в понятии всеединства, сохраняется до
тех пор, пока мы не берем во внимание, что бытие существует в ничто и сопряжено с небытием, относительно по самой своей природе, и идея
абсолютного бытия принадлежит поэтому к числу философских недоразумений, несмотря на всю свою живучесть.
В учении об эманации (напр., у Плотина) небытие, приемлющее эту эманацию,
тьма, обступающая свет, остается совершенно пассивна, зеркальна, мертвенна, она составляет лишь некоторый минус, обусловливает ущербное состояние
Абсолютного.
Выхождение из себя
абсолютного духа есть, во-первых, свободное, его не нужно смешивать с
тем внутренним рождением, а также и с
тем внешним, вытекающим из необходимости (Not) или инстинкта рождением и зачатием.